– Карл Гус… э-э-э… Францевич, хламиду-то свою запахните! – напомнил капитан-лейтенант. – Не ровен час, разглядят мундир, греха не оберёшься. Могут и пальнуть!

Оба офицера были одеты в полосатые накидки-абы – готовясь к разведочной вылазке, Михайлов послал за ними вестового на местный базар, наказав выбирать почище. На голову нацепили платки на манер бедуинских. На предложение Воскобойникова накрутить из полотенец чалмы («У нас, вашбродь, в соседях казанские татары были, от них и научился!») Греве ответил нецензурно, заподозрив боцмана в глумлении. Оружие было решено не брать – много ли проку от него, если англичане на кораблях заподозрят неладное? – а вот мундиры оставили, скрыв под накидками. «Если мы попадёмся в партикулярном платье, – объяснил Михайлов, – то англичане будут иметь полное право вздёрнуть нас на рее, как обыкновенных шпионов. А вот в мундирах – шалишь, пленные, офицеры, производили рекогносцировку. Извольте отнестись с уважением-с!» Греве не стал спорить – в любом случае в плен он не собирался.

Осмотреть неприятельские корабли, прикинувшись одной из бесчисленных лодчонок с розничными торговцами, – это была здравая мысль. Конечно, британцы могут и не позволить приблизиться к борту – он бы и сам так поступил, время военное, мало ли? – но, чтобы хорошенько рассмотреть суда, этого и не требуется. Подойти на половину кабельтова – и то ладно.

Британский отряд из трёх вымпелов появился у Занзибара всего через сутки после бегства «Сириуса». Встали на внешнем рейде, дали сигнальный выстрел из пушки и выслали вельбот с бумагой, более всего похожей на ультиматум: либо «Крейсер» спускает флаг, либо англичане принуждены будут атаковать его в гавани. О возможности выйти и принять бой в документе не говорилось ни слова.

Занзибарский чиновник, до судорог перепуганный такой перспективой, тут же помчался во дворец султана с докладом. Но сначала отослал копии послания на «Крейсер» и «Инферент» – других военных кораблей в гавани не было. В бумаге значился срок до завтрашнего утра, и Михайлов немедленно отправился с визитом к командиру французского стационера. А вернувшись, застал на «Крейсере» султанова посланца в ранге советника визиря. Тот в цветистых выражениях осведомился о здоровье «русского коммодора», передал пожелания всяческих успехов – и известил, что султан ждёт его и командира «Инферента» на своей яхте «Глазго» сразу после захода солнца. Офицеры переглянулись – выбор места для встречи говорил о многом.

До назначенного времени оставалось ещё часов пять, и Михайлов решил воспользоваться отсрочкой и рассмотреть непрошеных гостей поближе. Сказано – сделано: пока вестовой мотался на базар за местным тряпьём, барон отыскал среди стоящих у пирса лодок, лодчонок и фелюг подходящую посудину, и вскоре они с капитан-лейтенантом Михайловым подходили к покачивающимся на якорных канатах кораблям.

– Вот же не повезло, Леонид Васильевич! – бурчал барон, рассматривая британский шлюп. – Стоило «Сириусу» удрать с рейда, и он сразу наткнулся на этих двоих! Мёдом им, что ли, тут, в Занзибаре намазано?

– Тут вы, батенька, правы, – согласился капитан-лейтенант. – Невезенье прямо-таки феноменальное. Мы-то надеялись, что хотя бы неделя будет в запасе…

– Надо было это корыто сразу топить, – буркнул Греве. – Что у него, шесть двадцатифунтовок по бортам? Нашему «Крейсеру» на один зуб. А теперь, когда он притащил с собой ещё двоих, – поди возьми их за рупь двадцать!

– Нельзя. Думаете, у меня руки не чесались? Нейтральный порт, нарушение правил цивилизованной войны…

Греве в раздражении сплюнул за борт. И было с чего злиться: подошедшие корабли были вооружены не в пример серьёзнее «Сириуса», хотя каждый из них и уступал «Крейсеру» размерами. Самая большая фелюга как раз огибала сейчас по широкой дуге. Торговцы, прилепившиеся к борту, усердствовали вовсю: вопили на своём гортанном наречии, размахивали руками, демонстрируя связки фруктов, мешки сушёных фиников, пучки страусиных и павлиньих перьев, живых кур, отчаянно блеющих ягнят и коз. Один, с виду побогаче прочих, поднимал на вытянутых руках жёлтый слоновый бивень.

Со шлюпа отвечали на «пиджин-инглиш» – дикой смеси английского, французского и бог ещё знает каких языков. Один из матросов швырнул в лодку несколько блеснувших на солнце монеток и спустил верёвку. Торговец, ни на миг не умолкая, принялся привязывать к ней покупки.

– «Пингвин», – Михайлов прочёл надпись на полукруглой корме. – Шлюп типа «Оспрей», недавней постройки. Помнится, я читал, что его услали на Тихоокеанскую станцию…

– Может, перевели на Индийский океан из-за угрозы наших рейдеров? – предположил Греве. – Если мне память не изменяет, двухцилиндровая горизонтальная машина двойного расширения, шестьсот шестьдесят шесть индикаторных сил, две армстронговские семидюймовки и ещё четыре дульнозарядных шестидесятичетырёхфунтовых орудия.

– Не изменяет, – подтвердил Михайлов. – Недурной кораблик, хотя с ним одним мы, пожалуй, справились бы. А третий сумеете опознать?

Греве задумался, рассматривая характерный приплюснутый силуэт с низким ступенчатым полубаком.

– Тип «Медина». Из серии «ренделловских» канонерок.

– Так и есть, «Дон», – кивнул Михайлов. – Корпус, как и у «Пингвина», железный, триста тридцать индикаторных сил и три шестидесятичетырёхфунтовки – две погонные, в носовом каземате, одна на полуюте. Солидная посудина, несмотря на нелепый вид.

– Да, втроём они могут задать нам жару.

– Так и есть, Карл Густавыч, так и есть. Единственное наше преимущество – лишних полтора узла ходу. «Дон» едва-едва девять с половиной выжимает, да и «Пингвин» с «Сириусом» под парами больше десяти не дадут.

Фелюга миновала «Пингвин» и теперь огибала стоящие рядом «Сириус» и «Дон». Греве подумал, что со стороны они с Михайловым похожи на двух местных чиновников или купцов, решивших от нечего делать поглазеть на европейских визитёров.

– Что ж, всё что надо мы увидели, пора и честь знать, – подвёл итог капитан-лейтенант. Голос у него был довольный. – Осталось выяснить, что нам приготовил их султанское величество Саид аль-Бусаид…

Гавань Занзибара, борт клипера «Крейсер»

…ноября 1878 г.

– Итак, господа, что мы с вами имеем?

Михайлов говорил неторопливо, давая возможность обдумать каждое своё слово.

– Немножечко головной боли, – немедленно отреагировал мичман Завадский, заслужив недовольный взгляд старшего офицера. До поступления в морское училище юноша жил в Одессе и никак не мог – да особо и не стремился – избавиться от приобретённых в детстве дурных привычек.

– У входа в гавань нас дожидаются три посудины её величества королевы Виктории, – продолжал Михайлов, словно не заметив дерзкой выходки. – И ждут они нас отнюдь не для поговорить, как сказал бы наш чересчур остроумный мичманец…

По кают-компании пробежали смешки – начальство изволило пошутить, а заодно поставило зарвавшегося юнца на место. Завадский густо покраснел. Михайлов постучал костяшками пальцев по столешнице, призывая общество к порядку.

– Итак, три боевых корабля. Не самые сильные, прямо скажем, – но и далеко не беззубые. В прямом бою со всеми тремя сразу «Крейсеру» придётся туго. С другой стороны, стоит нам их пройти, мы сразу начнём наращивать отрыв. Причём на преследовании стрелять в нас сможет только «Дон» с его двумя погонными тяжёлыми орудиями. Но эта канонерка – самая тихоходная боевая единица из тех, что нам противостоят, так что долго обстрел не продлится. Остальные тоже не смогут преследовать нас сколько-нибудь продолжительное время – два, много три часа, и мы будем вне пределов досягаемости. Так что главная трудность – это миновать заслон и не нахвататься по дороге снарядов.

– Да уж, задачка… – покачал головой старший офицер. – Когда они увидят, что мы развели пары и собираемся выходить из гавани, – сразу сманеврируют и встретят нас прямо за баром. И тут уж свалки не избежать.